Совместные военно-морские учения России, Китая и Ирана в Аравийском море.
Источник изображения: © минобороны.рф
Военный стратег Гауб: Европе необходим посредник для диалога с Россией
Россия уже перестроила флот и взяла курс на освоение Арктики, пока Европа топталась на месте, заявила военный стратег НАТО и политолог Флоренс Гауб в интервью Die Zeit. Запад утратил каналы общения с Москвой, а следующий кризис может вспыхнуть из-за любой ошибки. Для диалога с Россией Европе теперь понадобится посредник в лице Китая.
Алиса Шеленберг (Alisa Schellenberg)
Военный стратег Флоренс Гауб разрабатывает сценарии будущего для НАТО. Беседа о 2031 годе и о том, какой сценарий пугает ее саму.
Что мы будем делать, если вдруг разразится конфликт? В Прибалтике? Или совсем в другом месте: в Арктике? В рамках своей деятельности в НАТО военный стратег и политолог Флоренс Гауб прорабатывает непредсказуемые ситуации. Она говорит: немцы особенно тяжело переносят неопределенность — в отличие от счастливых финнов.
DIE ZEIT: Уважаемая Флоренс Гауб, немцы считают, что будущее предопределено. Таков ваш прогноз. Почему вы так считаете?
Флоренс Гауб: Немцы плохо переносят неопределенность. Чтобы справиться с напряжением, они предпочитают рисовать будущее в негативных тонах. Это звучит абсурдно, но будущее, которое точно будет плохим, кажется более приятным, чем будущее, в котором может случиться все что угодно. Я думаю, что у нас, немцев, к этому добавляется еще и некоторое интеллектуальное высокомерие, противостоящее оптимизму. Мы любим смеяться над американцами: они видят будущее как пространство для творчества. При этом оптимизм в отношении будущего берет свое начало в эпохе Просвещения, а на нее повлияли как раз немецкие мыслители. Не понимаю, где мы пропустили поворот.
— Что должно произойти, чтобы мы стали менее тревожными?
— Задача политиков — по крайней мере, изменить тон и разработать положительное видение будущего. Сейчас преобладает лишь отрицательное или вообще его отсутствие. Я с удовольствием расскажу об исследовании, в рамках которого ученые с помощью компьютерной лингвистики проанализировали все речи, произнесенные в немецком бундестаге с 1949 по 2021 год. Результат: в нулевые годы будущего не стало и в выступлениях политиков. С момента финансового кризиса 2008 года будущее в лучшем случае приравнивается к сегодняшнему дню, в худшем — описывается в самом мрачном ключе. Однако каждый человек должен чувствовать, что он может положительно повлиять на будущее, что он может действовать.
—В политике мы постоянно занимаемся будущим. Правительство говорит, что мы должны быть готовы к обороне, что молодежь должна уметь сражаться. Недавно бундесвер проводил учения в берлинском метро.
— Да, но это всегда касается негативного будущего. Будущее похоже на футбольный матч. Нужно одинаково хорошо играть в нападении и в защите. В нападении важно решать, какое будущее мы хотим создать. В защите — чего мы хотим избежать. Можно перечислить все, чего мы не хотим: мы не хотим войны. Мы не хотим климатической катастрофы. Мы не хотим развития искусственного интеллекта. Мы не хотим партии АдГ. Но чего же мы хотим? Чтобы все осталось как есть? Это не будущее.
— Как можно улучшить ситуацию?
— Финляндия — очень обороноспособная страна. Там каждый знает, что делать в случае чрезвычайной ситуации. Вместе с тем, по крайней мере согласно всемирному отчету о счастье, она восьмой раз подряд стала самой счастливой страной в мире. Это связано с тем, что в Финляндии в парламенте и министерствах много думают о будущем. Страна даже публиковала отчет о будущем. В Эстонии ситуация аналогичная.
— Однако в Германии не только исторически сложились иные условия, чем в Финляндии или Эстонии.
— Я считаю, что начало конфликта на Украине в 2022 году разрушило наше мировоззрение. Мне всегда казалось, что не только 1945 год оказал решающее влияние на немецкую стратегическую культуру, но и 1989 год. То, что Берлинская стена пала без единого выстрела. Этот опыт укрепил в Германии веру в то, что в конце концов можно договориться с кем угодно. Диалог был путем вперед. Это видно в документах по внешней политике всех правительств после 1990 года: международное сотрудничество, мирное урегулирование конфликтов. Затем в феврале 2022 года мы проснулись. Этот шок пробудил призраков холодной войны, а может быть, и Второй мировой войны.
— И как это влияет на немцев?
— Многие люди думают, что следующим шагом будет вторжение танков через границу, что русские идут. Но мы не должны позволять этому страху взять верх, не должны раздувать такие сценарии. Это парализует и приводит многих к еще более радикальным политическим взглядам.
— Вы следите за дебатами о военной службе в Германии?
— Эти дебаты могли бы проходить совсем по-другому. Мы в Оборонном колледже НАТО только что провели большое исследование, посвященное желанию сражаться. В нем мы обнаружили, что многие молодые люди стремятся к совершенству, что абсолютно соответствует духу бундесвера. И обладают большим политическим идеализмом. Вероятно, в большей степени, чем в моем поколении. Но нужно было раньше начать разговаривать с молодыми людьми об их взглядах на военную службу. Диктат молодежи сверху теперь дает о себе знать. Просто сказать, что из соображений безопасности нам снова нужна военная служба — я думаю, есть более веские аргументы.
— Какие?
— Если ты прошел военную службу, то в случае сомнений знаешь, что делать, если действительно что-то произойдет. Это может помочь, особенно если ты очень боишься войны. Не только молодым людям, но и всему обществу. Кроме того, я считаю совершенно глупым, что женщины не вовлечены в это так же, как мужчины. Это несовременно. Я считаю, что особого сопротивления против воинской повинности нет. Сопротивление вызывает то, как о ней сейчас говорят и договариваются.
— Считаете ли вы вероятным, что молодые люди, которые в ближайшие годы будут проходить военную службу, независимо от того, добровольно или по призыву, действительно должны будут идти на войну?
— Я в это не верю. Существует миф, распространенный партией АдГ, что молодых людей отправят на фронт, где бы он ни был. Однако я не верю в сценарий наземной войны, то есть войны, подобной Второй мировой. Танки не приедут, и мы не будем сражаться в окопах в Саксонии. На самом деле речь идет о сдерживании России: «У нас много солдат, даже не думайте нападать на нас».
— В своей новой книге вы представляете ряд сценариев, которые читатель просматривает как консультант по вопросам безопасности. Это немного похоже на детский детектив, в котором можно выбирать, что будет дальше. Мир, который вы описываете, выглядит так: на дворе 2031 год. Идет своего рода обострившаяся холодная война с Россией, Европа должна определиться в отношении Китая и стать более независимой от США. Мировые державы делят между собой Арктику и космос. Третья мировая война не является чем-то невообразимым. Почему в вашем будущем не происходит ничего совершенно непредвиденного, например, сильная пандемия, стихийное бедствие библейских масштабов, ядерный удар?
— Я постоянно пишу сценарии, но еще ни разу не создавала на их основе книгу. Формат «выбери свое приключение» не особенно распространен среди взрослых, поэтому я не хотела слишком увлекаться в своей первой попытке. Конечно, в будущем произойдут и другие вещи, я ежедневно работаю именно с такими непредсказуемыми ситуациями.
— Многие вещи, которые важны сегодня, в вашем видении будущего теряют свою остроту. Германией не правит АдГ, а президентом США больше не является Дональд Трамп. На Украине существует своего рода линия сдерживания, но время от времени все еще происходят стычки. Почему вы так позитивно смотрите в будущее в этих вопросах?
— Потому что я в это верю. Я могу ошибаться, время покажет. С помощью этого рассказа я хочу ясно показать, что мы находимся в будущем и что наши нынешние заботы на время отступают на второй план. Арктика приобретает особое значение
— Частью вашей работы в НАТО является разработка сценариев в области безопасности. Как это происходит?
— На первом совещании по новой публикации каждый выносит на обсуждение свой «слабый сигнал». Слабый сигнал — это что-то совершенно новое. Что-то, что до сих пор упускалось из виду. Возможная война в Арктике еще год назад была слабым сигналом. Мы уже говорили о Гренландии, но почти не затрагивали тему Арктики. В рабочей группе мы совместно выбираем слабый сигнал и разрабатываем сценарий. Для этого мы согласовываем некоторые переменные, например: Трамп больше не является президентом. И мы думаем, как лучше всего передать этот сценарий. Тогда мы начинаем так: капитан смотрит на море, туман, вдруг раздается громкий звук… Сначала мы описываем событие, затем его последствия, а в конце возвращаемся в прошлое, в настоящее время, чтобы объяснить, что сегодня нужно было принять другое решение, чтобы в будущем не произошло упомянутое событие.
— Ваша книга «Сценарий» начинается так: норвежское исследовательское судно терпит крушение недалеко от Шпицбергена. Неясно, как это произошло, но создается ощущение, что это могла быть Россия. В книге вы предлагаете три варианта развития событий. Что бы вы сами сделали дальше?
— Я бы отправилась не в Норвегию или Россию, а в Китай.
— Какое отношение имеет Китай к тому, что в Арктике затонул корабль? В вашем сценарии я бы решила поехать в Тромсё, чтобы поговорить с теми, кто был ближе всего к месту происшествия.
— Арктика является частью более крупного геополитического комплекса и представляет собой нечто большее, чем просто проблему России и Европы. Кроме того, Китай однажды станет решающим фактором в возможном сближении с Россией. Россия и Китай близки друг к другу. Мы не близки к Китаю, но поддерживаем с ним отношения. Я не думаю, что после 2022 года мы сможем с первого раза восстановить прямые контакты с Россией, в том числе и на эмоциональном уровне. Нам понадобится посредник.
— То есть вы считаете, что через несколько лет мы сможем снова разговаривать с Россией?
— Да, я так считаю.
— Борьба за Арктику, по-видимому, является для вас важной темой будущего. Более важной, чем Гренландия или страны Балтии. Почему?
— 2022 год был шоком, нам пришлось перестроиться. Но теперь мы приспособились к ближайшему будущему, и оно таково: если что, то Россия нападет на страны Балтии. Возможно, на Польшу. Поэтому НАТО разместила войска в Прибалтике, силами альянса там осуществляется воздушное патрулирование. Поэтому России будет сложнее и не очень целесообразно атаковать там. Между тем Россия полностью перестроила свою морскую мощь. Мы всегда смотрим только на численность войск, но гораздо интереснее смотреть на флот.
— В каком смысле?
— За последние три года в России было построено 27 новых кораблей. Российский военный округ в Арктике получил больше ответственности. Россия помнит о своих энергетических интересах, но также и о наших: некоторые страны НАТО тоже присутствуют в Арктике. Лед тает, а это значит, что морской путь Гамбург-Шанхай через Арктику будет на десять дней быстрее, чем через Суэцкий канал. Однако таяние льдов также представляет собой проблему безопасности для России. Кроме того, там размещены ядерные подводные лодки страны. Во время холодной войны Арктика не представляла военного интереса. Ситуация меняется.
— Какой из сценариев, которые вы описываете, вызывает у вас настоящий страх?
— То, что мы можем утратить способность деэскалировать ситуацию в случае возникновения разногласий. Во время холодной войны это случалось довольно часто: ложная тревога о ядерном ударе в 1983 году, которая не привела к эскалации только потому, что российский офицер решил подождать. Или учения НАТО Able Archer 83, во время которых в Советском Союзе думали, что начинается война. Дело не в том, что у нас больше нет контактов с Россией, а в отсутствии доверия. Так или иначе, войн следует избегать. Тем более тех, которые начинаются по ошибке. У Вашингтона и Москвы все еще есть «красный телефон». А как насчет нас, европейцев?
— Какую роль играют эмоции, когда речь идет о будущем? Перед началом конфликта на Украине в 2022 году, в первую очередь в Германии, часто говорили, что восточные европейцы слишком эмоциональны, когда предупреждают о России.
— Речь идет не только об эмоциях поляков или прибалтов, но и о наших собственных. Принятие желаемого за действительное заменяет возможное положительное будущее предположением, что оно обязательно будет положительным. Такой самообман особенно силен, когда мы эмоционально привязаны к определенному будущему: в любви. Или в футболе. До февраля 2022 года у нас были, с одной стороны, катастрофические мысли — завтра начнется Третья мировая война — а с другой — принятие желаемого за действительное: Россия никогда не нападет на Украину. Мы эмоционально действовали по двум разным каналам. Я считаю, что для того, чтобы действительно подготовиться к будущему и предупредить об опасностях, мы не должны давать волю чересчур сильным эмоциям.
— Почему?
— Мы предполагаем: если я боюсь самого худшего, я кричу громче всех. Но тот, кто рисует будущее слишком катастрофическим, рискует, что никто не станет его слушать. Не нужно сразу объявлять о новой мировой войне, можно назвать конкретные военные события в определенном месте, описать их последствия и порекомендовать, как их можно предотвратить. Именно этого я сейчас не вижу в немецкой дискуссии. Все кричат, но почти никто не объясняет, как именно будет выглядеть такое нападение на Прибалтику.
— В одном из предыдущих интервью ZEIT вы сказали, что в XXI веке человек должен принять, что некоторые вещи не несут в себе ничего положительного. Рекомендовали бы вы стоицизм в связи с мировой ситуацией?
— Стоицизм и без того считается хорошей философией жизни. В жизни каждого человека всегда что-то пойдет не так. Будь то в геополитическом или личном плане. Виктор Франкл пережил Освенцим и в 1946 году опубликовал книгу «… и все же сказать жизни „да“. Психолог в концентрационном лагере». Я рекомендую эту книгу всем, потому что она учит: даже в самых тяжелых обстоятельствах у меня есть свобода определять свои мысли об этом. Конечно, не следует приукрашивать то, что на самом деле ужасно. Но можно направить свой взгляд туда, где происходят хорошие вещи.
— Мы беседуем в такое время года, когда многие люди задумываются о своем будущем: смогу ли я купить квартиру в следующем году? Сохранятся ли мои отношения? В какой университет я поступлю? Как не дать неопределенности поглотить себя?
— Несколько лет назад я не получила работу, которую очень хотела. Для меня это было тяжело, но я посмотрела на свои ресурсы, мою сеть контактов, мои сбережения и так далее. Если это не помогает, можно вспомнить, чего вы уже достигли в прошлом. Самоэффективность может также подразумевать, что сначала нужно вынести мусор. Тогда вы уже что-то сделали и можете продолжать дальше. И наконец: с неопределенностью можно справиться, если сосредоточиться на настоящем. Друзья, семья, природа, животные, спорт.
— В каком состоянии лучше всего думать о своем будущем?
— Большинство людей делают это 1 января. Но о будущем лучше всего думать 2 января: в этот день человек находится в более уравновешенном психологическом и физическом состоянии. Не слишком счастливом, но и не несчастном. Тогда в течение пары часов с листом бумаги и ручкой можно расспросить себя, что в прошлом году было хорошо, что было не так хорошо и что хочется сделать в следующем году. Я бы никогда не называла результаты «хорошими намерениями». Речь идет не о похудении или отказе от курения, а о том, как вам хочется прожить жизнь.
Источник: vpk.name
